воскресенье, 27 ноября 2005
Автор: Mami-san
Оригинал:
тут
читать дальшеПеревод: Aine, при активном содействии Yenillor
Фандом: Weiss Kreuz
Рейтинг: пока детский, но дальше будет расти
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Жанр: черт его знает
Disclaimer: Weiss Kreuz принадлежит Коясу Такехито, фик - автору
Warning 1: Не требуйте слишком многого от начинающего переводчика. Я человек нервный и не всегда адекватный
Warning 2: Не отбечен, хотя попытка была
Разрешение: пока даже не спрашивала
Размещение: без разрешения автора - никак
Благодарность: Yenillor, Ате, Алиске в стране чудес за помощь, пинки и моральную поддержку. Цены вам нету!
Где-то только-только заканчивается день. Последние лучи солнца скользят над горизонтом, окрашивая небо в яркие цвета. Почтенные члены семейств собираются ложиться спать. Влюбленные начинают свои ночные забавы. Холостяки покидают дома в надежде найти свою ускользающую половинку или планируют утешиться в случайных объятиях, а рассвет встретить опять в одиночестве. А с другой стороны мира день только начинается. Постепенно гаснут в небе звезды по мере того, как иссиня-черная глубина светлеет, сменяясь голубоватым сумраком. Солнечный свет проливается на все вокруг, призывая всех радоваться началу нового дня.
И мне интересно…
Почему, черт подери, мое окно выходит на восток?
Некоторые из нас – те, кто волею случая первыми на этом полушарии узнают о наступлении нового дня, - не ценят утро так, как могли бы.
Я с трудом приоткрываю глаза, чтобы злобно глянуть в сторону окна, щурясь на слишком яркое солнце. Я пытаюсь его игнорировать уже целых десять минут, а сколько вы бы смогли не обращать внимания на свет, бьющий прямо в глаза? Раздраженный, я переворачиваюсь на бок, оказываясь спиной к окну, и снова закрываю глаза. Эта битва между мной и солнцем, повторяется каждое утро, с тех пор как я оказался здесь, и наверняка мне принадлежит мировой рекорд по числу проигрышей.
Наверное, было бы гораздо проще просто передвинуть куда-нибудь мою кровать, но для этого требуются физические усилия.
Однако у меня есть небольшая компенсация за проигрыши. Именно в это время встает Кроуфорд. Именно в это время кофеварка заканчивает готовить кофе. И подъем именно в это время гарантирует кружку горячего кофе. В этой квартире – упаси боже назвать это место домом – горячий кофе может равняться разнице между жизнью и смертью. Я не люблю холодный кофе, но и не люблю ждать, пока он сварится. Если же останусь без него, буду нервным и раздражительным. А это не лучший вариант, особенно сейчас, когда Эсцет такие дерганые.
Я тяжело вздыхаю, прежде чем перевернуться обратно, заставляя себя подняться с кровати. Прохожусь по комнате, наслаждаясь моментом. Когда у кого-то жизнь такая, как у нас, то он должен уметь останавливаться и получать наслаждение и от малого в ней: чья-то забавная смерть, выжатые мозги, ковер в спальне. В конце концов, немногие здешние комнаты могут позволить себе ковер. Когда пол не кафельный, то отмывание пятен крови становится настоящей занозой в заднице, а Фарфарелло не самый аккуратный из людей. Есть у него привычка пачкать все вокруг, чертов ирландец.
Когда я иду в кухню, в доме тихо, но в этом нет ничего необычного. Это самое спокойное время в течение дня. Кроуфорд не самый шумный человек на свете, я не в настроении, пока не волью в организм немного кофеина. Наги встает не раньше восьми. Режим сна Фарфарелло слишком изменчив и непостоянен, чтобы следить за ним, и мы не позволяем ему выходить из комнаты, пока не проснется Наги. Это мера безопасности, но, думаю, бесполезная.
Я замираю перед тем, как налить себе кофе, удивленно моргая. Кофеварка полна до краев. Я сегодня тут первый. С тех пор, как начал постоянно работать с Кроуфордом, я никогда не выпивал первую чашку кофе.
Я наливаю себе кружку и располагаюсь рядом со стойкой, медленно потягивая кофе. Выпив половину, я пересекаю кухню и выглядываю за дверь. Меня встречает только тишина. Кроуфорд опаздывает уже на добрых 10 минут. Я тихонько вздыхаю над кофе, он отвечает мне струйкой пара. Полагаю, что должен бы обрадоваться отсутствию Кроуфорда. Нельзя сказать, что он приятная компания. Это же всего лишь Кроуфорд, в конце концов.
Ага, а я всего лишь Шульдих.
Слова позабавили содержащейся в них насмешкой, и я могу видеть, как у моего отражения в кухонном окне губы складываются в столь знакомую ухмылку. Я отхлебываю хороший глоток кофе, чувствуя, как он обжигает горло. Прикрываю глаза, прислонившись спиной к дверному косяку, прислушиваясь к тому, как в груди разливается тепло. И стою так, пока ощущения не исчезают окончательно, а потом возвращаюсь к полной кофеварке.
Как там в этой поговорке? Кто раньше встал - того и тапки. С усмешкой, более довольной, чем следовало бы, я выливаю в раковину весь кофе, оставшийся в кофеварке, и выключаю ее. Кроуфорд разозлится, знаю, ну и пусть. Я допиваю все до последней капли из своей кружки и ставлю ее рядом с кофеваркой, как завершающий штрих композиции.
Я пришел, я победил.
Мне скучно.
На краю стола лежит несколько газет и журналов. Я усаживаюсь на стул Кроуфорда и внимательно просматриваю стопку, стараясь при этом не шуметь, чтобы услышать, как лязгнет замок его двери. И сталкиваюсь с зануднейшим набором какой-то чепухи с самого начала своих поисков. Некоторые из газет - американские: Smithsonian, какой-то научный бред и Wall Street Journal. Остальное – материалы, касающиеся экономики и политики Японии. Я задумываюсь, рассматривая небогатый выбор.
Газеты приносят каждое утро, и они - первое, за что берется Кроуфорд, приготовив себе кофе. Он наливает себе полную чашку и ставит ее рядом со своим местом, легким движением прикасается к своим журналам, как будто они и так не стоят идеально ровной стопкой, идет в холл забрать свежие. Он не просматривает их, пока не усядется на свое место. Развязывает, разворачивает и методично читает все от начала и до конца. После очередной страницы делает небольшой перерыв, чтобы глотнуть кофе, и прислушивается, чтобы убедиться, что никто из нас не устраивает светопреставление где-то в доме.
Полагаю, что имею полное право знать его обычный распорядок – мы ведь живем под одной крышей шесть лет.
Наги не прикасается к газетам раньше Кроуфорда. Фарфарелло совершенно не интересуется ими, как, впрочем, и я. Только иногда гляжу, когда Кроуфорд указывает на какие-нибудь статьи, важные для текущих дел.
Я пропустил один пункт в списке маленьких радостей жизни: нарушать привычный распорядок дня Кроуфорда. Это занимает всего пару минут – взять свежую газету.
Она надоедает мне раньше, чем я успеваю дочитать первую страницу. Я без интереса пялюсь в нее несколько минут, прежде чем поднимаю глаза взглянуть на дверь в кухню. В доме так тихо, что я могу слышать, как движется секундная стрелка. Уже почти половина восьмого, и я начинаю сомневаться, что Кроуфорд действительно спит. Возможно, он все предвидел и теперь сидит в своей комнате, выжидая, когда же мне надоест его ждать, а досада и раздражение испортят все удовольствие. Небрежно бросив газету куда-то в сторону дивана, я поднимаюсь и направляюсь к выходу.
Чуть помедлю у самой его двери, рука на мгновенье замирает в воздухе, прежде чем взяться за ручку. Ничего не смог с собой поделать – вспомнил последний раз, когда я набрался храбрости зайти в его комнату. Шесть лет, пять домов, а я позволил себе лишь однажды зайти к нему. Ну, хорошо, пытался я дважды, но во второй раз было заперто, потому что я гнался за ним с метлой…
Воспоминания подобны мыслям: они так же легко сплетаются в клубок. Как и любой другой дар, телепатия – это палка о двух концах. Временами мне бывает трудно отличать собственные мысли от посторонних, но проведенное таким образом время – это время, которое я не провожу сожалея о прошлом.
Ручка поворачивается под моей рукой, и я распахиваю дверь, практически готовый увидеть его, стоящим и ждущим меня.
Но нет.
Он все еще лежит в постели, и я, стоя в дверях, смотрю с отстраненным любопытством на его худощавую фигуру. Сон может вводить в заблуждение; он превращает даже самых невозмутимых, хладнокровных людей в самых обычных. Кроуфорд не исключение. Его лицо во сне стало безмятежным и спокойным, удивительно молодым без очков и этого «я-знаю-все»-взгляда. Простыня, укрывающая его, сползла до талии, словно он двигался во сне. Странная мысль. Какая-то часть меня всегда полагала, что он просто укладывается в кровать и лежит как камень – абсолютно неподвижный.
Его грудная клетка медленно поднимается и опадает (опускается? чем-то меня пугает это опадает…). Под кожей можно легко различить четко очерченные мускулы, результат расположенного неподалеку отсюда центра отдыха с тренажерным залом, который он посещает несколько раз в неделю. Один раз я составил ему компанию, вероятно из чистого мазохизма. И не думаю, что хоть еще раз пойду с ним опять. Я не столь хорошо владею собой, в конце концов.
Пока я наблюдаю, он начинает слегка ворочаться, губы чуть сжимаются, рука, лежащая на груди, судорожно дергается. Он двигается, пытаясь устроиться по-другому, но потом укладывается так же, как и до этого. Чуть поворачивает голову, губы вновь расслабляются, несколько прядей волос падают на лицо.
Я делаю шаг назад, и тихо вздохнув, прикрываю за собой дверь. Еще несколько мгновений гляжу на нее, проводя рукой сквозь собственную ядовито-рыжую шевелюру. Он выглядел так, словно собирается остаться тут навеки. Все развлечение на кухне пошло насмарку. Ничего не могу поделать – чувствую себя обманутым.
Я отвернулся от его комнаты и посмотрел через входную дверь в холл. Мне хочется уйти, чтобы как-нибудь компенсировать испорченное развлечение, но выходить из дома не по делу нельзя. У компании, в которой сейчас заинтересованы Эсцет, очень шаткое положение. Власть переходит из рук в руки на самом высоком уровне, и в рамках внутренней иерархии, включая человека, на которого мы в текущий момент работаем, нетерпеливо убирают всех, связанных с ней. Всегда находятся незамеченные вовремя люди, которые используют любую возможность раскачать лодку. Некоторые люди плохо воспринимают отсутствие повышения.
Выбора у меня почти нет. Если бы я знал, что Кроуфорд собирается впервые за много лет нарушить установленный порядок, то вообще не вставал бы. Почесав в затылке, я направляюсь в свою комнату, размышляя, смогу ли я еще поспать, учитывая количество выпитого кофе. Сомнительно. Я замираю в дверях, глядя на свою кровать, и в памяти опять всплывает образ безмятежно спящего Кроуфорда.
Полагаю, лучше принять душ.
Выйдя из спальни, я слышу звон посуды и иду узнать причину шума. Готовящий завтрак Наги поворачивается, почувствовав, что уже не один, отрывается от еды. Его взгляд метнулся от меня к кофеварке и обратно.
- Кроуфорд ушел? – спрашивает он, махнув рукой.
- Nein, - я легкомысленно пожимаю плечами, ухмыляясь Наги. В глубине же души нарастает любопытство. Неужели Кроуфорд действительно все еще спит? Часы показывают четверть девятого. – Он все еще храпел, когда я последний раз проверял.
Наги слегка нахмурится и возвращается к еде.
- Странно… - отвечает он.
Когда он начинает рыться в шкафах в поисках подходящей посуды, я слышу клик дверного замка и выглядываю в холл. Наконец, из своей комнаты появляется Кроуфорд. Он медленно выходит в холл, даже еще не переодев пижамные штаны. Задерживается на мгновенье, чтобы коротко взглянуть на меня. В голову помимо воли закрадывается мысль, что выглядит он бледнее обычного. Так ничего и не сказав, он продолжает свой путь, проходя мимо меня в кухню. Кроуфорд кидает лишь мимолетный взгляд на кофеварку, и я почему-то не почувствую ни малейшего удовлетворения.
Как же это раздражает… Я шумно вздыхаю, скрещивая руки на груди.
Наги отворачивается от стойки, держа в руках тарелку, внимательно изучает лицо Кроуфорда.
- Доброе утро, - следует его обычное приветствие, прежде чем он опять поворачивается к еде.
- Должно быть ты видел чудеснейший сон, - произношу я, старательно растягивая слова, но он просто проигнорирует меня.
Ничего нового.
Он занимается приготовлением кофе, и судя по его заторможенным движениям, до сих пор толком не проснулся. Сонный и бледный… Наверное, чем-то заболел. Интересно будет посмотреть. Кроуфорд болеет крайне редко. Думаю, он может силой воли поддерживать тело в здоровом состоянии, и не болеет, потому что не хочет этого. В те три или четыре раза, когда он болел, я был почти уверен, что он вот-вот загнется. Очаровательно.
Зазвонил телефон, но ни я, ни Наги даже не дернулись поднять трубку. Это не входит в наши обязанности, никогда не входило. Кроуфорд ждет, пока чашка наполнится так, что даже через край потекло, прежде чем выключает кофеварку.
- Кроуфорд.
Несколько минут он слушал молча.
- Да.
Положив трубку, он вновь возвращается к кофеварке. Сидящий за столом Наги поднимает глаза и смотрит на Кроуфорда, словно ожидает, что мужчина что-то должен сказать. Звонок в такое время означает, что наше присутствие необходимо, чтобы высокопоставленные шишки ТаоКорп не прикончили друг друга.
Кроуфорд молчит, пока не наливает себе кофе.
- Решение принято. И будет объявлено Тао на собрании завтра во второй половине дня. Присутствие всей команды обязательно. - Он отхлебывает еще кофе, не глядя ни на кого конкретно. – Выезжаем завтра в десять, чтобы присоединиться к свите Футори и все вместе едем в штаб-квартиру.
Наги спокойно принимает информацию, лишь тихо вздыхает: «Политики…» и возвращается к завтраку.
Тем не менее, я знаю, что он готов уехать из этого дома. Мы команда, мы партнеры. Но не друзья или компаньоны. И мы вчетвером так долго сидим в этом доме и ни фига не делаем. Пребывание в небольшом пространстве и постоянно откладывающийся отъезд могут привести к летальному исходу, к тому же наши обязанности начинают пересекаться, что выливается конфликты. В последний раз, когда мы были вынуждены все сидеть в четырех стенах, это закончилось тем, что я попал в больницу Эсцет, Наги – под временный контроль, а стены дома оказались разнесенными в пыль. Ничего не смог поделать… мне было скучно.
Кроуфорд поворачивается, собираясь выйти из кухни, и я услужливо освобождаю ему дорогу. Прежде чем выйти в холл, он замечает валяющуюся в углу газету. Я не обратил внимания, куда именно зашвырнул ее раньше. Через плечо Кроуфорда я могу видеть ее на полу, страницы торчат в разные стороны. Он одно мгновенье колеблется, решая, что делать, и направляется к ней. Я гляжу, как он ставит в сторону чашку и спокойно собирает все странички вместе. Когда он заканчивает и встает, то наконец смотрит мне в глаза.
- Я не в настроении терпеть твои игры, Шульдих, - сказал он.
Перевод: Не приебывайся ко мне, когда я болен.
Удовольствие, которого меня раньше лишили, все-таки объявилось, и я выгибаю бровь и запрокидываю голову, спрашиваю:
- А когда-нибудь был, Кроуфорд?
- Развлекайся где-нибудь еще. Можешь выпустить из комнаты Фарфарелло.
‘Можешь выпустить’. Какой патетический (а я все равно за «жалкий»…) подбор слов. Это приказ, а не предложение. Обычно, это задание дается Наги. Я же только должен присматривать за Фарфарелло утром, когда Наги занят другими делами. Я несколько мгновений молча смотрю на Кроуфорда, но он уж весь погрузился в газету, забыв обо мне. Я для него как лампочка: надо – включил, не надо – выключил. А раз я для него торшер, то пусть Кроуфорд старательно экономит электричество.
Меня так просто игнорировать? Заебись, Кроуфорд.
Я чувствую, что теряю контроль над выражением лица, насмешливая ухмылка на мгновение превратилась во враждебный оскал, прежде чем я снова смог снова разгладить лицо. Он не достоин ни волнения, ни гнева.
Какие знакомые слова.
Я отворачиваюсь, годы работы над собой берут свое, быстро превращая раздраженные широкие шаги в привычное для всех ленивое фланирование. Возможно, Фарфарелло будет более приятной компанией.
Почитать один из самых любимых английских фиков на родном языке.
Спасибо Вам, Аин.
Hamzee
Спасбо за отзыв
Приятно, когда усилия ценят. Это вдохновляет и стимулирует на дальнейшие трудовые подвиги
ААААА!!! Я не верю глазам... Слушай, а я и не ожидала, что эт реально такой большой текст... Ты настоящая умница! Подумать только за такую работу взялась)))
Спасибки вам с Yenillor огромное) Судя по началу фик этот интересный намечается)))
Короче, девушки! Вы молодцы!!! Цены вам нету)))
Спасибо ещё раз)))
Ну теперь ты точно знаешь, о чем напоминала и зачем пинала
Эрм, ну я что, я ничего, но спасибо.
Мои заслуги там минимальны, но все равно - спасибо!
Наконец-то... счастье есть!
мурррррррр