ALLES SCHWARZ: Eyes on Me глава 1 - теперь тоже самое, но отбеченное!

[Aine]

Автор: Mami-san
Оригинал: тут
Перевод: Aine, при активном содействии Yenillor
Беты: sea-budjum, Hikari-senpai
Фандом: Weiss Kreuz
Рейтинг: пока детский, но дальше будет расти
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Жанр: черт его знает
Disclaimer: Weiss Kreuz принадлежит Коясу Такехито, фик - автору
Разрешение: имеется
Размещение: ну, попросите приличия ради
Благодарность: Yenillor, Ате, Алиске в стране чудес, Буджуму и Семпаю за помощь, пинки и моральную поддержку. Цены вам нету! А еще всем тем добрым людям, которые оставляют отзывы, тем самым поддреживая решимость переводить дальше

@темы: Weiss Kreuz, Перевод, Фанфики

Comments

[Aine]

Часть первая



Где-то только-только заканчивается день. Последние лучи солнца скользят над горизонтом, окрашивая небо в яркие цвета. Почтенные члены семейств собираются ложиться спать. Влюбленные начинают ночные забавы. Холостяки покидают дома в надежде найти свою ускользающую половинку или планируют утешиться в случайных объятиях, а рассвет встретить снова в одиночестве. А с другой стороны мира день только начинается. Постепенно в небе гаснут звезды. Иссиня-черная глубина светлеет, сменяясь голубоватым сумраком. Солнечный свет проливается на все вокруг, призывая радоваться началу нового дня.



И мне интересно…



Почему, черт подери, мое окно выходит на восток?



Некоторые из нас – те, кто волею случая первыми на этом полушарии узнают о наступлении нового дня, - не ценят утро так, как могли бы. Я с трудом приоткрываю глаза, чтобы злобно глянуть в сторону окна, щурясь на слишком яркое солнце. Я пытаюсь его игнорировать уже целых десять минут, а сколько вы бы смогли не обращать внимания на свет, бьющий прямо в глаза? Раздраженный, переворачиваюсь на бок, оказываясь спиной к окну, и снова закрываю глаза. Эта битва между мной и солнцем повторяется каждое утро, с тех пор как я оказался здесь, и наверняка мне принадлежит мировой рекорд по числу проигрышей.



Наверное, было бы гораздо проще просто передвинуть куда-нибудь кровать, но для этого требуются физические усилия.



Однако у меня есть небольшая компенсация за проигрыши. Именно в это время встает Кроуфорд. Именно в это время кофеварка заканчивает готовить кофе. И подъем именно в это время гарантирует кружку горячего кофе. В квартире – упаси боже назвать это место домом – горячий кофе может равняться разнице между жизнью и смертью. Я не люблю холодный кофе, но и не люблю ждать, пока он сварится. Если же останусь без него, буду нервным и раздражительным. А это не лучший вариант, особенно сейчас, когда Эсцет такие дерганые.



Я тяжело вздыхаю, прежде чем перевернуться обратно, заставляя себя подняться с кровати. Прохожусь по комнате, наслаждаясь моментом. Когда у кого-то жизнь такая, как у нас, то он должен уметь останавливаться и получать наслаждение и от малого в ней: чья-то забавная смерть, выжатые мозги, ковер в спальне. В конце концов, немногие здешние комнаты могут позволить себе ковер. Когда пол не кафельный, то отмывание пятен крови становится настоящей занозой в заднице, а Фарфарелло не самый аккуратный из людей. Есть у него привычка пачкать все вокруг, чертов ирландец.



Когда я иду в кухню, в доме тихо, но в этом нет ничего необычного. Это самое спокойное время в течение дня. Кроуфорд не самый шумный человек на свете, я не в настроении, пока не закачаю в организм немного кофеина. Наги встает не раньше восьми. Режим сна Фарфарелло слишком изменчив и непостоянен, чтобы следить за ним, и мы не позволяем ему выходить из комнаты, пока не проснется Наги. Это мера безопасности, но, думаю, бесполезная.



Замираю перед тем, как налить себе кофе, удивленно моргая. Кофеварка полна до краев. Я сегодня тут первый. С тех пор, как начал постоянно работать с Кроуфордом, мне никогда не удавалось выпить первую чашку кофе. Я наливаю себе кружку и располагаюсь рядом со стойкой, медленно потягивая кофе. Выпив половину, пересекаю кухню и выглядываю за дверь. Меня встречает только тишина. Кроуфорд опаздывает уже на добрых 10 минут. Я тихонько вздыхаю над кофе, он отвечает мне струйкой пара. Полагаю, что должен бы обрадоваться отсутствию Кроуфорда. Нельзя сказать, что он приятная компания. Это же всего лишь Кроуфорд, в конце концов.



Ага, а я всего лишь Шульдих.



Слова позабавили содержащейся в них насмешкой, и я могу видеть, как у моего отражения в кухонном окне губы складываются в столь знакомую ухмылку. Я делаю хороший глоток кофе, чувствуя, как он обжигает горло. Прикрываю глаза, прислонившись спиной к дверному косяку, прислушиваясь к тому, как в груди разливается тепло. И стою так, пока ощущения не исчезают окончательно, а потом возвращаюсь к полной кофеварке.



Как там в этой поговорке? Кто раньше встал - того и тапки. С усмешкой, более довольной, чем следовало бы, я выливаю в раковину весь оставшийся кофе и выключаю аппарат. Кроуфорд разозлится, знаю, ну и пусть. Допиваю все до последней капли из своей кружки и ставлю ее рядом с кофеваркой, как завершающий штрих композиции. Я пришел, я победил.



Мне скучно.



Я походил по кухне и уселся в углу. Хочу быть здесь, когда Кроуфорд, наконец, придет за своим кофе. Я хочу увидеть его замешательство, когда он войдет сюда и заметит приготовленный мной сюрприз. Я хочу видеть, взглянет ли он на меня.



На краю стола лежит несколько газет и журналов. Я усаживаюсь на стул Кроуфорда и внимательно просматриваю стопку, стараясь при этом не шуметь, чтобы услышать, как лязгнет замок его двери. И сталкиваюсь с зануднейшим набором какой-то чепухи с самого начала своих поисков. Некоторые из газет американские: Smithsonian, какой-то научный бред и Wall Street Journal. Остальное – материалы, касающиеся экономики и политики Японии. Я задумываюсь, рассматривая небогатый выбор.



Газеты приносят каждое утро, и они - первое, за что берется Кроуфорд, приготовив себе кофе. Он наливает себе полную чашку и ставит ее рядом со своим местом, легким движением поправляет журналы, как будто они и так не стоят идеально ровной стопкой, и идет в холл забрать свежие. Он не просматривает их, пока не усядется стул. Развязывает, разворачивает и методично читает все от начала и до конца. После очередной страницы делает небольшой перерыв, чтобы глотнуть кофе, и прислушивается, чтобы убедиться, что никто из нас не устраивает светопреставление где-то в доме.



Я действительно знаю его обычный распорядок – мы ведь живем под одной крышей шесть лет.



Наги не прикасается к газетам раньше Кроуфорда. Фарфарелло совершенно не интересуется ими, как, впрочем, и я. Только иногда гляжу, когда Кроуфорд указывает на какие-нибудь статьи, важные для текущих дел.



Я пропустил один пункт в списке маленьких радостей жизни: нарушать привычный распорядок дня Кроуфорда. Это занимает всего пару минут – взять свежую газету.



Она надоедает мне раньше, чем я успеваю дочитать первую страницу. Я без интереса пялюсь в нее несколько минут, прежде чем поднимаю глаза взглянуть на дверь в кухню. В доме так тихо, что можно услышать, как движется секундная стрелка. Уже почти половина восьмого, и я начинаю сомневаться, что Кроуфорд действительно спит. Возможно, он все предвидел и теперь сидит в своей комнате, выжидая, когда же мне надоест его ждать, а досада и раздражение испортят все удовольствие. Небрежно бросив газету куда-то в сторону дивана, я поднимаюсь и направляюсь к выходу.



Чуть медлю у самой его двери, рука на мгновенье замирает в воздухе, прежде чем взяться за ручку. Ничего не могу с собой поделать – вспоминаю последний раз, когда я набрался храбрости зайти в его комнату. Шесть лет, пять домов, а я позволил себе лишь однажды зайти к нему. Ну, хорошо, пытался-то дважды, но во второй раз было заперто, потому что я гнался за ним с метлой…



Воспоминания подобны мыслям: они так же легко сплетаются в клубок. Как и любой другой дар, телепатия – это палка о двух концах. Временами мне бывает трудно отличать собственные мысли от посторонних, но это время, которое я провожу, не сожалея о прошлом.



Ручка поворачивается под моей рукой, и я распахиваю дверь, практически готовый увидеть его, стоящим и ждущим меня.



Но нет.



Он все еще лежит в постели, и я, стоя в дверях, с отстраненным любопытством смотрю на его худощавую фигуру. Сон может вводить в заблуждение, он превращает даже самых невозмутимых, хладнокровных людей в совершенно обычных. Кроуфорд не исключение. Его лицо во сне стало безмятежным и спокойным, удивительно молодым без очков и этого «я-знаю-все»-взгляда. Простыня, укрывающая его, сползла до талии, словно он двигался во сне. Странная мысль. Какая-то часть меня всегда полагала, что он просто укладывается в кровать и лежит как камень – абсолютно неподвижный.



Его грудная клетка медленно поднимается и опадает. Под кожей можно легко различить четко очерченные мускулы – результат расположенного неподалеку отсюда центра отдыха с тренажерным залом, который он посещает несколько раз в неделю. Один раз я составил ему компанию, вероятно, из чистого мазохизма. И не думаю, что еще хоть раз пойду с ним опять. Я не столь хорошо владею собой, в конце концов.



Пока я наблюдаю, он начинает слегка ворочаться, губы чуть сжимаются, рука, лежащая на груди, судорожно дергается. Он двигается, пытаясь устроиться по-другому, но потом укладывается так же, как и до этого. Чуть поворачивает голову, губы вновь расслабляются, несколько прядей волос падают на лицо.



Я делаю шаг назад и, тихо вздохнув, прикрываю за собой дверь. Еще несколько мгновений гляжу на нее, запустив руку в свою ядовито-рыжую шевелюру. Он выглядел так, словно собирается остаться тут навеки. Все развлечение на кухне пошло насмарку. Ничего не могу поделать – чувствую себя обманутым.



Я отворачиваюсь от его комнаты и смотрю через холл на входную дверь. Мне хочется уйти, чтобы как-нибудь компенсировать испорченное развлечение, но выходить из дома не по делу нельзя. У компании, в которой сейчас заинтересованы Эсцет, очень шаткое положение. Власть переходит из рук в руки на самом высоком уровне, и в рамках внутренней иерархии, включая человека, на которого мы в текущий момент работаем, нетерпеливо убирают всех, связанных с ней. Всегда находятся не замеченные вовремя люди, которые используют любую возможность раскачать лодку. Некоторые плохо воспринимают отсутствие повышения.



Выбора у меня почти нет. Если бы я знал, что Кроуфорд собирается впервые за много лет нарушить установленный порядок, то вообще не вставал бы. Почесав в затылке, направляюсь в свою комнату, размышляя, смогу ли я еще поспать, учитывая количество выпитого кофе. Сомнительно. Я замираю в дверях, глядя на свою кровать, и в памяти опять всплывает образ безмятежно спящего Кроуфорда.



Полагаю, лучше принять душ.

[Aine]

***



Выйдя из спальни, я слышу звон посуды и иду узнать причину шума. Занятый приготовлением завтрака Наги отрывается от еды и поворачивается, почувствовав, что уже не один. Его взгляд метнулся от меня к кофеварке и обратно.



- Кроуфорд уехал? – спрашивает он, махнув рукой.



- Nein, - я легкомысленно пожимаю плечами, ухмыляясь Наги. В глубине души нарастает любопытство. Неужели Кроуфорд действительно спит? На часах уже четверть девятого. – Он все еще храпел, когда я последний раз проверял.



Наги хмурится и возвращается к еде.



- Странно… - роняет он.



Когда он начинает рыться в шкафах в поисках подходящей посуды, я слышу клик дверного замка и выглядываю в холл. Из своей комнаты, наконец, появляется Кроуфорд, еще даже не переодевший пижамные штаны, и медленно направляется в кухню. Задерживается на мгновенье, чтобы коротко взглянуть на меня. В голову закрадывается непрошенная закрадывается мысль, что выглядит он бледнее обычного. Так ничего и не сказав, он продолжает свой путь, проходя мимо меня в кухню. Кроуфорд кидает лишь мимолетный взгляд на кофеварку, и я почему-то не чувствую ни малейшего удовлетворения.



Как же это раздражает… Я шумно вздыхаю, скрещивая руки на груди.



Наги отворачивается от стойки, держа в руках тарелку, и внимательно изучает лицо Кроуфорда.



- Доброе утро, - как обычно приветствует он и опять поворачивается к еде.



- Должно быть, ты видел чудеснейший сон, - произношу, старательно растягивая слова, но он просто игнорирует меня.



Как обычно.



Он готовит кофе, и, судя по его заторможенным движениям, до сих пор толком не проснулся. Сонный и бледный… Наверное, чем-то заболел. Интересно будет посмотреть. Плохое самочувствие – это для Кроуфорда редкость. Думаю, он может силой воли поддерживать тело в здоровом состоянии и не болеет, потому что не хочет этого. В те три или четыре раза, когда он болел, я был почти уверен, что он вот-вот загнется. Очаровательно.



Зазвонил телефон, но ни я, ни Наги даже не дернулись поднять трубку. Это не входит в наши обязанности, никогда не входило. Кроуфорд ждет, пока чашка наполнится так, что потечет через край, прежде чем выключает кофеварку.



- Кроуфорд.



Несколько минут он слушает молча.



- Да.



Положив трубку, он вновь возвращается к кофеварке. Сидящий за столом Наги поднимает глаза и смотрит на Кроуфорда, явно ожидая, что он должен что-то сказать. Звонок в такое время означает, что наше присутствие необходимо, чтобы высокопоставленные шишки ТаоКорп не прикончили друг друга.



Кроуфорд молчит, пока наливает себе кофе.



- Решение принято. И будет объявлено Тао на собрании завтра во второй половине дня. Присутствие всей команды обязательно, – он отхлебывает еще кофе, не глядя ни на кого конкретно. – Выезжаем завтра в десять, чтобы присоединиться к свите Футори, и все вместе едем в штаб-квартиру.



Наги спокойно принимает информацию, лишь тихо вздыхает:

«Политики…» - и возвращается к завтраку.



Тем не менее, я знаю, что он готов уехать отсюда. Мы команда, мы партнеры. Но не друзья или компаньоны. И мы вчетвером так долго сидим в этом доме и ни фига не делаем. Пребывание в небольшом пространстве и постоянно откладывающийся отъезд могут привести к летальному исходу, к тому же наши обязанности начинают пересекаться, что выливается в конфликты. В последний раз, когда мы были вынуждены сидеть в четырех стенах, это закончилось тем, что я попал в больницу Эсцет, Наги – под временную опеку, а стены дома оказались разнесенными в пыль. Ничего не смог поделать… мне было скучно.





Кроуфорд поворачивается, собираясь выйти из кухни, и я услужливо освобождаю ему дорогу. Прежде чем уйти, он замечает валяющуюся в углу газету. Я не обратил внимания, куда именно зашвырнул ее раньше. Через плечо Кроуфорда я могу видеть ее на полу, страницы торчат в разные стороны. Он одно мгновенье колеблется, решая, что делать, и направляется к ней. Я гляжу, как он ставит в сторону чашку и спокойно собирает все странички вместе. Когда он заканчивает и встает, то, наконец, смотрит мне в глаза.



- Я не в настроении терпеть твои игры, Шульдих, - говорит он.



Перевод: Не приебывайся ко мне, когда я болен.



Удовольствие, которого меня раньше лишили, все-таки объявилось, я выгибаю бровь и запрокидывая голову, спрашиваю:



- А когда-нибудь ты был в настроении, Кроуфорд?



- Развлекайся где-нибудь еще. Можешь выпустить из комнаты Фарфарелло.



‘Можешь выпустить’. Какой жалкий подбор слов. Это приказ, а не предложение. Обычно это задание дается Наги. Я же должен присматривать за Фарфарелло только утром, когда Наги занят другими делами. Я несколько мгновений молча смотрю на Кроуфорда, но он уже весь погрузился в газету, забыв обо мне. Я для него как лампочка: надо – включил, не надо – выключил. А раз так, то пусть Кроуфорд старательно экономит электричество. Меня так просто игнорировать? Заебись, Кроуфорд.



Чувствую, что теряю контроль над выражением лица: насмешливая ухмылка на мгновение превращается во враждебный оскал, прежде чем успеваю стереть его. Он не достоин ни волнения, ни гнева.



Какие знакомые слова.



Я отворачиваюсь, годы работы над собой берут свое, быстро превращая раздраженные широкие шаги в привычное для всех ленивое фланирование. Возможно, Фарфарелло будет более приятной компанией.



***



Услышав, как Наги закрывает дверь, я выхожу из-за угла и вижу, как он идет в холл с плывущими в воздухе перед ним коробками. В коробках находится наш ужин. Еду нам доставляют – дорогая кейтеринг-служба Эстет ежедневно готовит и привозит ее, когда нам необходимо безвылазно оставаться в квартире. Наги проходит мимо меня и ставит коробки на уже накрытый стол. Пойду схожу за Фарфарелло. Мы отправляем его обратно в комнату каждый день после обеда. С ним гораздо проще иметь дело, когда он заперт и не шатается по дому целый день. Для всех лучше, если он развлекается самостоятельно.



Проходя мимо кабинета Кроуфорда, я подхожу к двери и коротко стучу, давая знать, что настало время обедать. Всю вторую половину дня он всегда проводит тут, систематизируя информацию и продумывая сделки. Возможно, он еще и анализирует видения, чтобы сложить их в единое целое. Его дар полезен, но он не показывает всего. И Кроуфорду приходится самостоятельно собирать разрозненные кусочки будущего вместе. Я знаю, его долго учили этому в Розенкройц.



Когда я вхожу к Фарфарелло, он лежит на боку, одна рука вытянута и лениво крутит на полу нож. Он никак не реагирует на мое появление. Фарфарелло прекрасно знает, зачем я здесь. Молча застываю в дверях, ожидая, когда он встанет. Наконец, он останавливает нож и поднимается. Стоит ему двинуться, как нож исчезает, затерявшись где-то в складках его одежды. Он подходит к двери, и я отодвигаюсь, позволяя ему выйти, и запираю дверь, когда он направляется в холл.



Когда мы входим, Наги кладет себе еду. Место Кроуфорда свободно. Наверное, как раз заканчивает дела. Я начинаю набирать себе на тарелку те же блюда, которые уже положил Наги, и передаю их Фарфарелло. Тишина, повисшая в комнате, нарушается только тихим позвякиванием посуды. Наконец, мы приступаем к ужину. Только, когда Наги уже смолотил половину, а я сам успел покончить с рисом, обращаю внимание на пустое место Кроуфорда. Еда, как и работа, тоже входит в его ежедневный распорядок. Он может опоздать на обед, но никогда не пропустит его. Я уже наполовину опустошил тарелку, а его все нет.



И над чем же он работает? После пяти часов работы все, что нужно к завтрашнему дню, готово. Я откладываю вилку – переезжая в Японию, я захватил несколько нормальных столовых приборов и пользуюсь ими каждый раз, когда ем в штаб-квартире. У Фарфарелло есть несколько – я отдал ему, поскольку он не проявляет ни желания, ни умения есть палочками. Наги поднимает глаза, когда я отодвигаюсь от стола, но не спрашивает, куда направляюсь. Он знает. Вместо этого он наливает себе попить.



Я опять иду к кабинету Кроуфорда и стучу. Жду, но ответа нет. Опять стучу.



Снова оставшись без ответа, открываю дверь. Появляться здесь мне разрешено, поэтому я без проблем вхожу. Проблемы начинаются, когда я вижу то, что вижу.

[Aine]

Кроуфорд за столом, все нормально, но голова опущена. Руки сложены на столе перед ним, и голова покоится на них. Я вижу, как равномерно поднимается и опускается его спина.



Одно долгое мгновенье я просто смотрю на него. Никогда раньше не видел, чтобы Кроуфорд спал после обеда, даже когда был болен. Я так растерялся - не знаю, что предпринять. Разбудить его? Он не оценит – не сказать, что я очень переживаю по этому поводу, – но вернется к обычному режиму. Кроуфорд не обрадуется потом, что потерял столько времени. И, если он выспится сейчас, то не сможет уснуть ночью, а это ослабит его щиты. Завтра утром он нужен нам хорошо отдохнувшим.



Я пересекаю комнату и встаю перед ним, протягиваю руку, чтобы потрясти за плечо, но медлю. Рассматриваю его лицо, такое спокойное во сне. Его черты потеряли всю жесткость. При любой, даже малейшей возможности я стремлюсь увидеть его спящим. Я все же прикасаюсь к нему, вспомнив об остывающем без меня обеде, трясу его за плечо. Он сжимает губы во сне и хмурит брови, не желая возвращаться к реальности. Должно быть, он действительно крепко спал, потому что потребовалось встряхнуть его трижды, прежде чем он открыл глаза, наконец, проснувшись.



Он устало смотрит на меня, силясь собраться с мыслями, и на это короткое мгновение его щиты слабеют. По ментальному каналу связи, в котором мне так долго было отказано, я могу чувствовать усталость и смущение, вызванное его месторасположением. Затем все прекращается, Кроуфорд трет руками глаза.



- Проснись и пой! – промурлыкал я ему. И в словах, и в глазах сквозит насмешка над ним и над положением, в котором он оказался. Он тянется за очками, надевает их и только после этого смотрит на часы. Я вижу его лицо, когда он понимает, сколько уже времени, и наслаждаюсь тем, как сжимаются его губы, когда он понимает, сколько проспал. Даже мне становится интересно.



– Кое-кто не доспал положенное ночью.



Он игнорирует меня и, поднявшись из кресла, направляется к выходу. Я иду за ним на кухню. Наги уже поел, а Фарфарелло заканчивает ужинать. Оба внимательно глядят на входящего Кроуфорда.



- Великий решил присоединиться к нам, - объявляю я и усаживаюсь на свое место. Пробую рукой еду. Остыло, но есть можно. Пока Кроуфорд накладывает себе, я почти успеваю доесть свою порцию.



~ Он болен, ~ передает мне Наги телепатически, как будто это и так не ясно. Он встает и начинает мыть посуду. Мы уже установили опытным путем, что Фарфарелло никогда не убирает за собой, так что, как только он доедает, тарелки летят к Наги. Мальчик, включив воду, принимается споласкивать их. ~ Как думаешь, это повлияет на нашу завтрашнюю миссию?



В этом весь Наги. Никто не может сказать наверняка, то ли он проявляет сочувствие, - ведь мы единственные люди, которых он знает, - то ли беспокоится о деле. Даже я, имея доступ к его мозгам, не могу определить наверняка.

Я обдумываю это, бросив критический взгляд на Кроуфорда. Он положил себе совсем чуть-чуть и ест вяло, без аппетита. Его лицо ничего не выражает, такой взгляд у него бывает при общении с клиентами, а выглядит он бледнее, чем обычно. Интересно, удерживает ли он этот взгляд специально, чтобы сохранить достоинство. Интересно, достаточно ли он болен, чтобы чувствовать себя несчастным?



/Может. Пока что он на начальной стадии. Прямо сейчас он просто устал. Он спал./



Наги молча раздумывает над моими словами.



~ Я найду какие-нибудь антибиотики, возможно, это поможет ему нормально спать ночью. ~ Он не хуже меня понимает, как важно, чтобы Кроуфорд мог нормально действовать на миссии. Представив себе Кроуфорда, принявшего какой-нибудь из сильнодействующих препаратов Фарфарелло, я мысленно смеюсь над его воображаемым наркоманским взглядом. Наги тихо фыркает. Фарфарелло все еще глядит на Кроуфорда со своего места за столом. Ему такие картинки не интересны, поэтому я и не показываю ему. Вместо этого он увлеченно разглядывает лицо реального Кроуфорда. Тот действительно где-то далеко, раз еще не заметил взглядов, которые бросает на него через плечо Наги, прежде чем подойти к шкафчику. Дверки сами распахиваются перед ним, открывая несколько полок. Одна из них целиком отведена под лекарства. Несмотря на то, что я часто называю наркоманом Фарферелло, ему принадлежит лишь пятая часть баночек, а это не так уж и много. Это в основном обезболивающее, из-за того, что он постоянно получает новые травмы. Несколько успокоительных разной силы действия. Нас не устраивает постоянно перевозбужденный Фарфарелло. Они помешают ему сражаться и притупят восприятие. Фарфарелло не всегда полностью с нами, иногда он может улавливать то, что не доступно нам.



Сейчас Наги осматривает разные бутылочки, выбирая самые сильные и высчитывая в уме длительность их действия.

Встаю и пересекаю комнату, проходя мимо Наги, беру одну, о которой он никогда бы не подумал. Он моргает и наблюдает за тем, как я проношу ее через всю комнату, открываю крышечку и вытряхиваю таблетку.



~ Что это? ~ спрашивает Наги, в голосе легкая настороженность. Похоже, он подозревает меня в желании подшутить над нашим лидером.



Я? Да никогда.



Не могу не посмеяться над его подозрениями.



/Это просто Атлон/ - пояснил я.



Некоторые из летающих в воздухе, - чтобы ему было легче искать, - банок падают на пол, когда его телекинетическая хватка ослабевает от удивления. Фарфарело поворачивает голову в направлении звука. Наги удивленно таращится на меня.



~ Атлон? ~ переспрашивает он.



Я, не оглядываясь, кладу таблетку и баночку рядом с тарелкой Кроуфорда. Он очень редко берет лекарства из моих рук, поскольку привык к моим шуткам. Сейчас он может сравнить ее с другими, лежащими в пузырьке, только в этом случае он примет ее. Пристально смотрит, потом берет баночку. Он узнал, что это, но хочет еще раз удостовериться. Атлон – это мое лекарство, единственное из всех в аптечке специально для меня. Для тех случаев, когда мой дар становится слишком сильным, и мне нужно отключиться от реальности. Он может вырубить меня на четырнадцать часов, так что нужно быть очень осторожным, принимая его. Я большой собственник в отношении лекарств и думаю, что имею на это право. Все, и в команде, и в Эстет, знают, что мой дар подразумевает непомерные нагрузки. Половина из официально зарегистрированных телепатов поддались своему Дару. Меня выбрали для работы в Шварц из-за моей способности справляться со своей силой. Когда формировались Шварц, я был сильнейшим телепатом. Но это еще не подразумевает, что я всегда могу подчинить собственный дар с собственным даром. Поэтому Кроуфорд достает для меня Атлон. Он дорогой и труднодоступный.



Теперь же я предлагаю этот драгоценный препарат Кроуфорду и надеюсь, что ублюдок оценит это.



Я практически вижу, как он про себя перечитывает рекомендации к лекарству и обдумывает, принимать или нет. Его чашка стоит на столе, так что я дотягиваюсь до нее и наполняю водой из кувшина. Это словно служит командой взять предложенное. Не то он тоже решил, что это лучший вариант, не то не было сил спорить со мной, но он проглотил таблетки и запил водой из чашки.



Фарфарелло хватает баночку и пристально на нее смотрит, как будто может что-то прочитать. Его японский далек от совершенства. Я позволяю ему поразмышлять над иероглифами, а сам гляжу на Кроуфорда. Американец доедает свой ужин и, убрав за собой со стола, моет посуду. Наги ушел, наверное, побежал к компьютеру. Не имея нормальной жизни, парень отдал свою душу этой железке.



Фарфарелло возвращается в свою комнату. Я смотрю на него, удостоверяясь, что он действительно направляется туда. Наверное, раньше я помешал очень интересному занятию – верчению ножа. Кто знает? Я не стал следить за ним или запирать дверь. До момента, когда придет пора его запирать, еще три часа - так что пока он может свободно передвигаться по всему дому. Мы не стремимся сильно его ограничивать. Любые рамки буду восприняты им как вызов. А мы не добьемся ничего, кроме презрения.



Кроуфорд усаживается на свое место, а я не отхожу далеко от него. Иногда, когда больше нечем заняться, мне нравится посидеть перед телевизором. Я удобно устраиваюсь в кресле, беру пульт и начинаю переключать каналы. Кроуфорд просматривает газеты – или только пытается. Я могу точно сказать, когда начинает действовать лекарство, судя по тому, что ему становится трудно читать. Краем глаза я вижу, как он легко трет глаза и щурится, глядит на страницы, пытаясь определить расстояние до них. Он не сопротивляется лекарству, откладывая газеты и вставая.



- Не устраивай погрома, - говорит он, выходя из комнаты. Это его пожелание спокойной ночи.



- Никаких обещаний, - отвечаю я. На этом он уходит.

Я гляжу на часы, стоящие на телевизоре. Сейчас 7:48, и Кроуфорд собирается спать. Дом уже кажется пустым. Я привык, что он сидит здесь на несколько часов больше. Тихонько вздохнув и пожав плечами, возвращаюсь к переключению каналов. И когда я, наконец, нахожу что-то интересное, до меня вдруг доходит, что все это означает – завтра утром Кроуфорд не присоединится ко мне за утренним кофе.

[Christian Schuldig]

Перечитай еще раз. Тут все равно осталась пара ошибок-очепяток)

[Aine]

Сомневаюсь, что найду их))

Если не трудно, укажи, что именно вызывает сомнения - поинтересуюсь у бет

[Christian Schuldig]

Ой... Ладно. Перечитаю чуть позже и скажу)

А так вообще здорово.. А продолжение когда будет?

[Aine]

Пока есть еще две главы, над четвертой работаю)))

Надеюсь, что скоро, точнее сказать не могу